Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]
— Ну, если так, то с удовольствием выпью.
В кабинете Сазонов из сейфа достал коньяк, поставил на стол.
— Жаль, что закуски нет.
— У меня консервы есть, — вставая, произнес Усольцев. Через несколько минут он вернулся. Разлив коньяк, Сазонов поднял свой стакан.
— Я хочу выпить за мать моего сына, за ее мужество, за ее любовь.
Одним залпом он выпил и, с аппетитом, макая черный хлеб в консервы, закусил Усольцев, думая о чем-то, смотрел на стакан.
— Николай Анатольевич, пей. После дежурства тебе положено отдыхать.
Усольцев выпил и молча стал закусывать. Сазонов по выражению его глаз видел, что тот все думает, кто же мать ребенка. Не было сомнения, что он обязательно продолжит разговор на чту тему.
— А когда родился? — наконец спросил Усольцев.
— Сегодня ночью, вернее, несколько часов тому назад.
Усольцев догадался, но не сразу поверил.
— Не может быть, — тихо произнес он.
— В жизни, Николай Анатольевич, всякое бывает.
— Когда вы успели? Я видел вас вместе несколько раз, и то на улице.
— А ты и не мог видеть. Я знал, что ты следишь за нами, и мы были осторожны.
— Вы что, всерьез решили жениться на этой… — но на полуслове остановился. — Тебя же из органов выгонят.
— Меня это не волнует. Меня больше волнует судьба Дианы. Я сегодня же напишу рапорт. Думаю, что проблем с моим увольнением не будет.
— Зря, — произнес Усольцев, — из-за бабы терять все… Думаю, с вашей стороны это неразумно. Вы просто исковеркаете свою жизнь. Ей сидеть и сидеть. Вы что, будете ее ждать?
— Безусловно, буду ждать.
— Хотя я на вас зол, но, честно говоря, мне вас жаль.
— Меня нечего жалеть, я счастлив.
— Кому нужно такое счастье? — буркнул майор. — И все-таки я не верю вам. Вы просто решили меня разыграть.
— Если не веришь, позвони в больницу, заодно поинтересуйся здоровьем Дианы и сына.
Усольцев, недолго думая, поднял трубку. В трубке раздался голос.
— Кто? — грубо спросил он. — Санитарка?.. Усольцев говорит. Где Семенова?
Усольцев слушал. Сазонов заметил, как сузились у него глаза. Бросив трубку на аппарат, он поднялся.
— Убедился?
Но Усольцев, лишь презрительно взглянув на него, молча вышел. Сазонов улыбнулся. Налив полный стакан коньяка, произнес тост:
— За вас, дорогие мои!
Потом позвонил в больницу, поинтересовался здоровьем осужденной Семеновой. Ему ответили, что она спит.
А потом Сазонов написал рапорт на имя начальника УВД с просьбой уволить его из органов. С этим рапортом он поехал к генералу. Начальник УВД, прочитав рапорт, снял очки и возмущенно посмотрел на него.
— Ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
— Понимаю, товарищ генерал.
— И ты, подполковник, после такого позора, меня, генерала, называешь "товарищем?" Знаешь, где твое место? Рядом с ней, только в мужской колонии.
Генерал все больше и больше выходил из себя. Сазонов заранее готовился ко всяким баталиям, поэтому терпеливо слушал его, понимая, что это только цветочки, ягодки будут впереди. Генерал поднял телефонную трубку.
— Сергей Романович, зайдите ко мне.
Минуты через три в кабинет вошел начальник политотдела. Генерал, ни слова не говоря, подал ему рапорт Сазонова. "Сейчас начнется", — подумал Сазонов.
Читая рапорт, полковник ехидно улыбался. Закончив читать, с презрением посмотрел на Сазонова.
— Честно говоря, подполковник, я не ожидал, что вы опуститесь до такой низости.
— Любовь, товарищ полковник, это не низость.
Зло блеснув глазами, Андреев подошел к нему. Сделав на лице брезгливую мину, с сарказмом произнес:
— Роман с преступницей вы, коммунист, считаете любовью?
— Думаю, да. И в доказательство я женюсь на ней.
— А это мы еще посмотрим, женитесь или нет. Не забывайте, что вам придется отвечать не только перед законом, но и перед партией. И если вам дорог партбилет, то у вас еще есть шанс одуматься, и не просто одуматься, а раскаяться за содеянное.
— Думаю, это не произойдет. А что касается партбилета, то он не может быть выше моего счастья.
Андреев, ехидно улыбаясь, со значением посмотрел на генерала, потом повернул голову к Сазонову.
— Я что-то но понял насчет партбилета.
— Вы все прекрасно поняли, — спокойно ответил Сазонов, достал из нагрудного кармана партбилет и положил перед ним на стол.
Андреев явно этого не ожидал и какое-то время не знал, как реагировать на такой неслыханный поступок.
— Подполковник, вы у меня под суд пойдете! — наконец угрожающе произнес он.
— Ничего из этого не выйдет, — улыбнулся Сазонов. — Чтобы отдать меня под суд, для этого я должен совершить преступление, а я…
— Да вы уже совершили преступление! — резко оборвал его полковник. — Вы допустили связь с осужденной, а это уже состав преступления.
— Вы ошибаетесь, товарищ полковник. Я допустил связь не с осужденной, а со своей женой.
— Она вам не жена, и я вам достаточно ясно ответил: мы этого не позволим.
— Поздно, товарищ полковник. Рапорт мною написан, законы я знаю не хуже вас и советую вам в мою личную жизнь не вмешиваться.
— Запомните, подполковник: я сделаю все, чтобы привлечь вас к уголовной и партийной ответственности.
Последняя угроза задела Сазонова. Чеканя каждое слово, он глухо произнес:
— Прежде чем привлекать к уголовной и партийной ответственности меня, я бы вам, товарищ полковник, советовал подумать о себе.
— Повторите, что вы сказали? — зло блеснул глазами Андреев.
— Думаю, слух у вас прекрасный и нет смысла повторять, а если не поняли, то могу разъяснить. Чтобы вам меня привлечь к ответственности, для этого надо иметь моральное право, а его у вас, к сожалению, нет. Если дело дойдет до парткомиссии, то перед членами парткомиссии я подниму два вопроса, касающиеся вас: первый — о ваших финансовых махинациях по строительству роскошной дачи, второй — о вашем моральном облике. Если память меня не подводит, два года тому назад вы отправили своего секретаря-машинистку Петрову в командировку. Но вместо командировки она это время провела с вами в доме отдыха. Как видите, улики достаточно серьезные, чтобы вас самого, партийного бога, вечно поучающего, кому как жить, привлечь к партийной ответственности… Тем, что я совершил свой поступок, я вреда никому не причинил. Я прекрасно знал, на что шел. Я полюбил осужденную, она свое получила сполна, хотя я сомневаюсь, что она могла совершить такое преступление, оно фальсифицировано. Но если и совершила преступление, это не значит, что она и я не имеем права на любовь Покажите мне закон, по которому запрещается любить. Вы такого абсурдного закона не найдете.
Круто повернувшись, Сазонов вышел из кабинета. Генерал посмотрел на растерянное лицо начальника политотдела, что-что, а этого он явно не ожидал, Сазонов словно его нокаутировал. Андреев молча смотрел на дверь, за которой тот скрылся…
— Сергей Романович, какое мы с тобой решение примем?
— Под суд его! — зло прохрипел полковник.
— А может, лучше сор из избы не выносить? Ведь фамилия у него в городе довольно известная. Могут возникнуть проблемы и не в нашу пользу.
— Воля ваша. Что хотите, то и делайте.
Генерал в душе ухмыльнулся. Он пропустил мимо ушей слова полковника, ему важно было, чтобы делу Сазонова не дать общественной огласки. Он уже заранее предчувствовал неприятные разговоры не только с отцом подполковника, но и с самим председателем горисполкома, который прочил Сазонова в зятья.
— Сергей Романович, у вас нет основания во всех грехах обвинять только меня одного. Если бы вы тогда на совещании не настояли, чтобы Сазонова назначили начальником колонии, ничего не случилось бы, мы же сами толкнули его в пропасть. А устоять против гарема не каждому мужику под силу. Да и без нашего наказания дома его ожидает большой скандал, ведь Уваров собирался выдать дочь замуж за него. Ты забыл, как на последнем совещании он недвусмысленно намекнул, что мы до сих пор его будущего зятя на такой должности держим. Думаю, когда до него дойдет, что его "любимый зятек" натворил, он нам этого не простит. Готовься к худшему. Предлагаю без шума, на основании его рапорта, уволить. Начальник политотдела хотел возразить, но генерал взял его под руку,
— Сергий Романович, если мы с тобой хотим уцелеть на своих местах, то самое благоразумное — уволить его по собственному желанию.
Но полковник никак не мог успокоиться.
— Подлец он! Пользуется положением своих родителей и нагло ведет себя! Другой давно бы на коленях стоял, а он из себя героя корчит. Для него эта преступница стала выше партийного билета, выше чести офицера. Я одного но могу понять: как я его раньше не раскусил? Вот подлец, еще вздумал меня шантажировать!